С. Рушди

“Представь себе, что нет небес”1

Послание шестимиллиардному жителю Земли

 

Дорогой еще очень маленький шестимиллиардный житель планеты!

Ты — самый юный представитель биологического вида, известного своей любознательностью, и поэтому довольно скоро ты задашь два очень сложных вопроса, над которыми давно бьются остальные 5 999 999 999 жителей Земли. Как мы сюда попали? И если уж попали, то как должны жить?

Странным образом — как будто бы мало нас, которых шесть миллиардов, — тебе, скорее всего, дадут понять, что ответ на вопрос о нашем происхождении ты обретешь вместе с верой в существование некоего незримого, непостижимого Существа “где-то там наверху”, всесильного творца, которо­го мы, несчастные скудоумные его творения, не в состоянии даже представить себе, не говоря уж о том, чтобы постичь. Иными словами, тебе будет настоятельно предложено вооб­разить себе небеса, населенные, по крайней мере, одним бо­жеством. Тебе скажут, что этот небесный бог создал мир, бро­сив составляющую его материю в гигантский котел. Или станцевав танец. Или отрыгнув Творение. Или просто пове­лев ему быть, и хоп!—оно взяло и возникло. В некоторых бо­лее замысловатых мифах о творении вместо единого всемо­гущего небесного бога действует несколько более мелких: младших божеств, аватар, гигантских метаморфных пред­ков, которые, хулиганя, создают земной ландшафт, — или целый пантеон непредсказуемых, беспутных, навязчивых, жестоких богов великих политеистических религий — их дикие поступки убедят тебя, что истинным двигателем творе­ния была похоть, заставлявшая возжелать беспредельной власти, податливых человеческих тел, облаков славы. Впро­чем, справедливости ради нужно добавить, что согласно не­которым мифам основной движущей силой творения была— и остается—любовь.

Среди этих историй найдется немало таких, которые по­кажутся тебе очень красивыми, а значит, притягательными. К сожалению, от тебя будут ждать, что ты увидишь в них не просто литературу. Ценить красоту сюжетов позволено толь­ко тогда, когда речь идет о “мертвых” религиях. “Живые” по­требуют от тебя гораздо большего. Поэтому тебе внушат, что вера в “твои” истории и исполнение выстроенных вокруг них ритуалов должны стать неотъемлемой частью твоей жизни в этом перенаселенном мире. Эти истории назовут частью твоей культуры, даже частью твоей личности. Возможно, в какой-то момент ты почувствуешь, что от них никуда не убежишь — не в том смысле, в каком никуда не убежишь от правды, а скорее в том, в каком никуда не убежишь из тюрьмы. Возможно, в какой-то момент ты перестанешь восприни­мать их как повествование о человеческих существах, пыта­ющихся разрешить сложную загадку; они станут выглядеть как приказания, которые отдают тебе другие, посвященные в соответствующий сан человеческие существа. Это правда, в истории человечества очень много примеров того, как гла­шатаи богов становились душителями свободы. Впрочем, по мнению людей верующих, личный комфорт, который дару­ет религия, с лихвой компенсирует все зло, творящееся во имя ее.

По мере того как прирастало человеческое знание, стано­вилось все яснее, что предлагаемые всеми религиями исто­рии о том, как мы сюда попали, попросту неверны. Вот что, в конечном счете, есть общего во всех религиях. Они ошиба­ются. Не было ни сотрясения небес, ни танца творца, ни отрыгивания галактик, ни предков-змей или кенгуру, ни Вал­галлы, ни Олимпа, ни шестидневного фокуса, за которым последовал день отдыха. Ложь, ложь, ложь. Но вот что действительно странно: откровенная лживость религиозных россказней ничуть не преуменьшила рвения последователей этих религий. Более того, полная несуразность религии за­ставляет верующих с еще большим упорством настаивать на необходимости веровать слепо.

Кстати, одним из следствий этой веры стало то, что во многих частях мира численность представителей человече­ской расы увеличивается с катастрофической быстротой. Вина за перенаселенность нашей планеты, по крайней мере отчасти, лежит на неверном водительстве духовных вождей. Возможно, уже на протяжении твоей жизни на свет появит­ся девятимиллиардный житель планеты. Если ты индиец (а вероятность этого равна одному к шести), уже на протяже­нии твоей жизни население этой нищей, богом забытой страны превзойдет население Китая — и всё из-за отсут­ствия программ планирования семьи. Людей рождается слишком много, и это, по крайней мере отчасти, есть резуль­тат навязанных религией предубеждений против контроля рождаемости; из-за той же религии очень многие люди и умирают, потому что отказываются вникать в проблемы пола и бессильны в борьбе с болезнями, передающимися по­ловым путем.

Сейчас звучат голоса, утверждающие, что великие войны нового века снова будут религиозными войнами—джихада­ми и крестовыми походами, такими как Средние века. Я с этим не согласен, вернее, не согласен с тем, какой в это вкладывают смысл. Взгляни на мусульманский мир, вернее, на мир ислама, как принято нынче называть “политическое крыло” этой религии. Первое, что тебя поразит, — это разлад между великими мусульманскими державами (Афганистан против Ирана против Ирака против Саудовской Аравии про­тив Сирии против Египта). Тут и речи нет про общие цели. Когда неисламская организация НАТО выступила на защиту мусульман — косовских албанцев, исламский мир не очень- то поторопился оказать единоверцам крайне необходимую гуманитарную помощь.

Настоящие религиозные войны — это войны религий с простыми гражданами в “зонах влияния”. Это войны пра­ведных с беззащитными: американские протестанты-ортодоксы против врачей, сторонников права на аборт: иранские муллы против иранского еврейского меньшин­ства; талибы против жителей Афганистана; бомбейские индуисты-фундаменталисты против своих все более запу­ганных сограждан-мусульман.

Победители в этой войне не должны быть фанатиками, которые испокон веков шли на битву, имея бога на своей стороне. Выбрать неверие — значит выбрать разум, а не догму, уверовать в человека, а не во все эти безмозглые бо­жества. Как же мы до такого дошли? Не ищи ответа в кни­гах, где рассказаны эти истории. Да, несовершенное чело­веческое знание—дорога разбитая и ухабистая, но это наш единственный путь к мудрости. Вергилий, который верил, что разводивший пчел полубог Аристей сумел сотворить их из разлагающегося трупа жертвенного животного, был бли­же к истине в вопросах о творении, чем все эти высокочти­мые древние книги.

Древняя мудрость сегодня выглядит откровенным вздо­ром. Живи в своем времени, используй накопленные нами знания, и, когда ты повзрослеешь, возможно, и человече­ство повзрослеет вместе с тобой и отбросит свои детские игрушки.

Как говорится в песне2, It's easy if you try (“Если попро­бовать — выйдет”).

Что же касается нравственности, тут встает второй веч­ный вопрос: как жить? Что хорошо, а что плохо? Тут уж тебе самому думать над ответом. Только ты сам сможешь решить, жить ли по законам, продиктованным священниками, и при­нимать на веру, что добро и зло—внешние категории. Я счи­таю, что любая религия, даже самая замысловатая, прово­цирует нас на пожизненный этический инфантилизм, ставя над нами непогрешимо нравственных Судей и неисправимо безнравственных Искусителей, вечных наших наставников из неземной юдоли—Добро и Зло. Свет и Тьму.

Как же нам делать выбор в вопросах нравственности, не опираясь на свод божественных правил или на подсказки Судьи? Является ли неверие первым шагом на долгом пути  в губительную пропасть культурного релятивизма, в рамках которого можно найти “культурно обусловленные” оправда­ния многим нетерпимым вещам — например, женскому об­резанию, — в рамках которого позволительно игнорировать универсальность таких понятий, как права человека? (Эту последнюю, совершенно аморальную точку зрения разделя­ют некоторые из наиболее авторитарных режимов, а также, к моему великому беспокойству, некоторые штатные сотруд­ники “Дейли телеграф”.)

Нет, не является, но резоны для такого утверждения дале­ко не самоочевидны. Самоочевидной может быть только экс­тремистская идеология. Свобода — а этим словом я обозна­чаю внерелигиозную нравственность — неизбежно окажется понятием несколько более размытым. Да, свобода — это про­странство, где неизбежны противоречия, где не утихают спо­ры. Сама по себе она является не ответом на вопросы нрав­ственности, но разговором на эти темы.

И она, безусловно, куда шире простого релятивизма, по­тому что это не бесконечный семинар, но место, где делают выбор, формулируют и отстаивают определенные ценности, В европейской истории интеллектуальная свобода, как пра­вило, являлась свободой от оков Церкви, а не Государства. Именно за это бился Вольтер, именно этим должны зани­маться и все мы, все шесть миллиардов, — мы должны совер­шить революцию, в которой каждый сыграет свою, одну ше­стимиллиардную роль: мы должны накрепко и навечно за­претить священнослужителям, а также выдуманным исто­риям, во имя которых они к нам обращаются, выступать в роли полицейских, контролирующих наши свободы и наше поведение. Мы должны накрепко и навечно запереть эти истории под обложками книг, спрятать книги на полку и уви­деть мир таким, каков он есть, без всяких догм.

Представь себе, что нет небес, дорогой мой Шестимилли­ардный, и тебе сразу же захочется подняться в небо.

Июль 1997 года