ОБЭРИУ (Объединение реального искусства) — литературно-театральная группа, существовавшая в Ленинграде с 1927-го до начала 1930-х гг., куда входили Константин Вагинов, Александр Введенский, Даниил Хармс, Николай Заболоцкий, Игорь Бахтерев, Юрий Владимиров, Борис Левин. К О. примыкали поэт Николай Олейников, философы Яков Друскин и Леонид Липавский. Обэриуты называли себя еще “чинарями”, переосмысляя выражение “духовный чин”. Так, Даниил Хармс звался “чинарь-взиральник”, а Введенский— “чинарь-авторитет бессмыслицы”. О. была последней оригинальной выдающейся русской поэтической школой “серебряного века” наряду с символизмом , футуризмом и акмеизмом. В работе над поэтическим словом обэриуты превзошли всех своих учителей, как драматурги они предвосхитили европейский театр абсурда за 40 лет до его возникновения во Франции. Однако судьба их была трагической. Поскольку их зрелость пришлась на годы большого террора, при жизни они оставались совершенно непризнанными и неизвестными (издавать их наследие всерьез начали в 1960-е гг. на Западе, а в России — в конце 1980-х гг., во время перестройки). Мы будем говорить в основном о Хармсе и Введенском— удивительных трагических русских поэтах.
Искусство и поэтика О. имеет два главных источника. Первый — это заумь их учителя Велимира Хлебникова. Основное отличие зауми Обэриутов в том, что они играли не с фонетической канвой слова, как это любил делать Хлебников, а со смыслами и прагматикой поэтического языка.
Вторым источником О. была русская домашняя поэзия второй половины ХIХ в. — Козьма Прутков и его создатели А. К. Толстой и братья Жемчужниковы. Для понимания истоков О. важны также нелепые стихи капитана Лебядкина из “Бесов” Достоевского, сочетающие надутость и дилетантизм с прорывающимися чертами новаторства.
Можно назвать еще два источника поэтики О.: детский инфантильный фольклор (недаром поэты О. сотрудничали в детских журналах, и если их знали современники, то только как детских поэтов) с его считалками, “нескладушками” и черным юмором; наконец, это русская религиозная духовная культура, без учета которой невозможно понимание поэтики обэриутов, так как их стихи наполнены философско-религиозными образами и установками. Можно сказать, что это была самая философская русская поэзия, которую по глубине можно сравнить разве только с Тютчевым.
Объединяло обэриутов главное — нетерпимость к обывательскому здравому смыслу и активная борьба с “реализмом”. Реальностьдля них была в очищении подлинного таинственного смысла слова от шелухи его обыденных квазисмысловых наслоений. Вот что писала по этому поводу О. Г. Ревзина Я. С. Друскину: “...язык и то, что создается с помощью языка, не должен повторять информацию, поступающую к нам от любезно предоставленных нам природой органов чувств. [...] Искусство, воспроизводящее те же комплексы ощущений и представлений, которые мы получаем через другие каналы информации, не есть настоящее искусство. [...] в человеческом языке [...] скрыты новые формы, которых мы не знаем и не представляем их, и они-то, эти новые формы, и есть истинное искусство, дающее возможность полноценно использовать язык как средство познания, воздействия и общения”.
Даниил Иванович Хармс (настоящая фамилия его была Ювачев; Хармс от агл. charm “чары” — самый стабильный его псевдоним, которых у него было порядка тридцати) был по типу личности настоящим авангардистом. Вот что пишет о нем А. А. Александров: “Чего только не умел делать Даниил Хармс! [...] показывал фокусы, искусно играл на биллиарде, умел ходить по перилам балкона на последнем этаже ленинградского Дома книги. Любил изобретать игры, умел изображать муху в тот момент, когда та размышляет, куда бы ей полететь, умел писать заумные стихи, философские трактаты и комедийные репризы для цирка, любил изображать своего несуществующего брата Ивана Ивановича Хармса, приват-доцента Санкт-Петербургского университета, брюзгу и сноба”.
При жизни Хармс прославился пьесой “Елизавета Бам”, которая была поставлена в 1928 г. в обзриутском театре “Радикс” (от лат. “корень”). Эта пьеса одновременно была предтечей абсурдистских комедий Ионеско и пророчеством о судьбе русского народа при Сталине (Хармс вообще обладал даром провидения). Сюжет пьесы заключается в том, что героиню приходят арестовать два человека, которые обвиняет ее в преступлении, которого она не совершала. На время ей удается отвлечь преследователей балаганными аттракционами, в которые они охотно включаются, но в финале стук в дверь повторяется и Елизавету Бам уводят.
Можно сказать, что Хармс был русским представителем сюрреализма . В его поэтике сочетание несочитаемого, мир шиворот-навыворот — одна из главных черт, а это сюрреалистическая черта. Так, строки
Наверху,
под самым потолком,
заснула нянька кувырком —
весьма напоминают кадр из фильма “Золотой век”, сделанного двумя гениальными испанскими сюрреалистами Луисом Бунюэлем и Сальвадором Дали, где человек прилипает к потолку, как муха.
Хармс был мастером разрушения обыденного синтаксиса, причем не только поверхностного, но и глубинного (термины генеративной лингвистики). Например, строки
из медведя он стрелял,
коготочек нажимал —
разрушают самое синтаксическое ядро предложения — соотношение глагола и существительных-актантов. Ясно, что здесь имеется в виду, что охотник стрелял в медведя из ружья, нажимая курок, похожий на коготь медведя. Но в духе мифологического инкорпорирования объект, субъект и инструмент перемешиваются. Это тоже сюрреалистическая черта. Ср. кадр у тех же Дали и Бунюэля в их первом фильме “Андалузская собака”, где подмышка героини оказывается на месте рта героя. Такие фокусы были характерны и для Введенского, у которого есть такая строка в стихотворении “Где”: “Тогда он сложил оружие и, вынув из кармана висок, выстрелил себе в голову”.
Хармс был великолепным прозаиком, выступая как авангардист в эпатирующих обывательское сознание знаменитых “Случаях” и как глубокий представитель модернизма в таких вещах, как повесть “Старуха”, исполненная поэтики неомифологизма . Старуха, пришедшая к писателю и умершая в его комнате, — это и старуха-графиня из Пушкинской “Пиковой дамы”, и старуха-процентщица из “Преступления и наказания”. Так же как творчество Достоевского, творчество Хармса пронизывает карнавализация .
Хармс был репрессирован в 1941 г. и умер в тюремной больнице в 1942-м.
Чтобы эскизно показать масштабы поэзии Александра Введенского, которого мы считаем одним из гениальнейших людей ХХ в., сравним два его стихотворения. Вот хрестоматийный финал мистерии “Кругом возможно Бог”:
Горит бессмыслица звезда,
она одна без дна.
Вбегает мертвый господин
И молча удаляет время.
А вот финал из позднейшей “Элегии”:
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.
Здесь важно то, что мы говорили о поверхностных и глубинных структурах. На поверхности эти стихи принадлежат как будто совершенно разным поэтам и даже эпохам. На глубине это три излюбленные темы Введенского: Бог, смерть и время. Многие литературоведы (М. Б. Мейлах в их числе), считают, что современная теоретическая поэтика не в состоянии адекватно проанализировать творчество обэриутов. Мы присоединяемся к этому утверждению, особенно в том, что касается Введенского.
Поэт был арестован и умер в 1941 г.
Из прежних обэриутов пережили Сталина только во многом изменившийся Н. А. Заболоцкий и Я. С. Друскин, доживший до наших дней (умер в 1980 г.) — философ и хранитель наследия, письменного и устного, своих друзей-вестников, как он их называл.
Лит.:
Друскин Я. С. Вблизи вестников. — Вашингтон, 1988.
Аленсандров А.А. Чудодей: Личность и творчество Даниила Хармса // ХармсД. Полет в небеса: Стихи. Проза. Драмы. Письма. — Л., 1988.
Мейлах М Б Предисловие // Введенский А Полн. собр. соч. В 2 тт — М., 1993. — Т. 1.
Мейлах М Б. “Что такое есть потец?” // Там же. Т 2
