Ответ: Конечно, соединить в кратком ответе свои воззрения на такую тему тяжело. Почему-то вспомнилось замечание Делеза к «Этике» Спинозы (учитывая, что Спинозу он очень любит). Сводится оно приблизительно к следующему: чтобы быть уверенным в своей системе Спинозе необходимо быть самим Богом. В противном случае он просто не имеет возможности обозреть и констатировать в целом такую раскладку модусов. Приблизительно также можно подойти и к смерти: для того, чтобы ее как-то квалифицировать необходимо иметь личный опыт смерти. Или можно попробовать судить о ней по аналогии… но что может быть аналогично ей? Поэтому, как ни абсурдно это звучит, вопрос о смерти еще «хуже», чем вопрос о бытии Бога или бессмертии души. Если смерть означает остановку мышления, то она – то, что и помыслено быть не может. В противном случае пришлось бы силою мысли пытаться создать состояние отсутствия мысли. Если же говорить о смерти как о том сознании, которое бестелесно и бездушно (по Гуссерлю), то тогда получится, что, скажем, трансцендентальное эго оно и бессмертное и безжизненное одновременно и вообще на его уровне дефиниции смерть–жизнь невозможны. Другими словами: то, что мы в состоянии помыслить, не подлежит в полной мере смерти, а если смерть – не то, что мы в состоянии помыслить, то и сказать что-то позитивное мы не можем. В некотором смысле даже «жизнь к смерти» – это вариант «жизни к неизвестности»; известно, что эта неизвестность есть, но ничего более не известно. Это, конечно, абсурдно…